Мне хорошо.
В густой тени лежу.
Меня дорога вволю измотала.
Но в тишине, где лист пестреет палый,
мне хорошо -
я дух перевожу.
И речи благодарные твержу
траве многоязыкой, многопалой.
И прошумевший шелест небывалый
я на язык людей перевожу.
Мне хорошо…
Но только тает радость.
Как в кислоту перекипает сладость
пол бременем вкушенного вина.
Так превосходство, сколь ни режет око, -
а приглядись построже - одиноко.
Не велика ль заплачена цена?
Так слово, что до вас дошелестело,
все распылило, что досель имело…
И хорошо, что снова тишина.
***
В пустом дому, что в оны времена
был щедр, как августовский сад, - а ныне
здесь осень вымерзает дочерна,
до немоты, до прочерка в помине, -
в дому, где вечер в клавишах сверкал
форелевым ручьем, стеклянной пляской,
где - что ни утро - чудный зверь влетал
и лез в лицо с своей собачьей лаской, -
так вот, в дому, покинутом дому
владельца боле нет - и жестяную
безродный ветер пробивает дуду,
и взмыленную гонит ржавь земную.
в кюветах и лощинах ворошит
весь этот хлам - куски, клочки, остатки…
Никто ничем уже не дорожит…
Все брошено при бегстве в беспорядке…
Но говорится в Библии, мой друг, -
не должно горевать о том, что было…
И что случится -не случится “вдруг”.
Не вдруг небес обрушатся стропила
под натиском на юг бредущих вьюг.
Не вдруг проломит нашу дверь каблук
и явится они, толпясь вокруг.
Их речи дики,
лица - неживые,
И эти взгляды,взгляды ножевые!
И руки - что избавят нас от мук.
Прогулка
Б.Г.Х.
Я вышел - и ночь окружила меня,
шумя водостоком, карнизом гремя.
И в этой цепи тривиальной -
хоть я от нежданных свиданий отвык -
мой друг под дождем ослабевшим возник
вблизи остановки трамвайной.
Мы руки пожали и двинулись вдоль
чугунной ограды, где жалкая голь
деревьев безропотно мокла.
Не помню, как долго по парку мы шли,
пока не добрались до края земли
в конце одинокого мола.
От колющей мороси мерзло лицо.
И в море, намерясь схватиться в кольцо,
упорно горбило волною.
И словно отметив положенный час,
фонарь осторожно моргнул и погас -
и сгинуло все за спиною.
И холод до самых печенок продрал.
И берег - не берег, а черный подвал
с мерцающим призрачным бликом.
Уж лучше валяться в мышином углу,
чем вдруг заскользить по живому стеклу,
по вдруг зашатавшимся плитам.
Так вот как бывает в в преддверье конца!
Держалось бы сердце, да стенка тонка.
Где быть средоточию боли -
там вдруг водворяется жуткая тишь,
и ты … где же ты? ..ты, похоже, летишь,
как в зиму перекати-поле.
И это дорога к небесным вратам?
Жемчужным, смарагдовым - как еще там
написано где-то когда-то?
Во всей очумелой от ветра степи
лишь мерзлые гребни пожухлой стерни.
Ни света.
Ни слова.
Ни взгляда.
А где мой товарищ - он здесь или нет?
И только пожатье у локтя в ответ.
И мы повернули обратно.
Дорога вдоль вязи чугунной вела.
И ночь меж оттаявших пальцев текла.
Безмолвна и необъятна.
***
Э.Злотникову
Осенний ветер чист -
с налета треплет лист,
и третий, и седьмой
с подсушенной серьгой.
Над городом моим,
отринут и гоним,
спешит шуршащий рой -
кто пятый, кто второй.
Уходит мой народ!
Уходит мой народ!
К золе родных костров
у Иорданских вод!
На лестницах печаль.
И на дверях печать,
что выбыл адресат
и не придет назад.
Где в сумрачной тщете,
в ознобной пустоте
останутся, как встарь,
аптека и фонарь.
За каменным углом
машу тебе крылом,
как сирая душа,
над городом кружа…
